За всем этим наблюдала Ольга. Она отвлеклась от приготовления пирога и усилием воли пыталась не крутить пальцем у виска.
— Зачем этот спектакль? — спросила она Освальда.
— Не понимаю, о чем ты, Ольга, — невозмутимо ответил ей Пингвин.
— Зачем все это? — Ольга перешла на русский. — Он же и мизинца вашего не стоит, ни ума вашего, ни сердца вашего, он даже не достоин поднять платок, который вы обронили, — почти точно процитировала она Достоевского.
— Да! — ответил ей Освальд единственным словом, которое знал по-русски.
Запрещать Ольге говорить на русском языке в его доме было бесполезно — это как бороться с ветряными мельницами. Зачем? Освальду нравилось, как тот звучит, он вообще с уважением относился к иностранным языкам — покойная Гертруда обучила его венгерскому, и Освальд даже пытался читать Морица Жигмонда в оригинале, но не преуспел — соблазнение Эдварда Нигмы отнимало слишком много сил и времени.
Жигмонд третий год валялся на прикроватной тумбочке. Куда ему, Жигмонду, до Эда Нигмы
(C)
— Зачем этот спектакль? — спросила она Освальда.
— Не понимаю, о чем ты, Ольга, — невозмутимо ответил ей Пингвин.
— Зачем все это? — Ольга перешла на русский. — Он же и мизинца вашего не стоит, ни ума вашего, ни сердца вашего, он даже не достоин поднять платок, который вы обронили, — почти точно процитировала она Достоевского.
— Да! — ответил ей Освальд единственным словом, которое знал по-русски.
Запрещать Ольге говорить на русском языке в его доме было бесполезно — это как бороться с ветряными мельницами. Зачем? Освальду нравилось, как тот звучит, он вообще с уважением относился к иностранным языкам — покойная Гертруда обучила его венгерскому, и Освальд даже пытался читать Морица Жигмонда в оригинале, но не преуспел — соблазнение Эдварда Нигмы отнимало слишком много сил и времени.
Жигмонд третий год валялся на прикроватной тумбочке. Куда ему, Жигмонду, до Эда Нигмы
(C)